СК четырежды отказался возбуждаться на Путина

Сергей Зайков: Хроническая импотенция следственного комитета: четырежды отказался возбуждаться на Путина, три отказа отменил постановлениями.

Следственный отдел попался на подлоге - предоставлении двум судам одного и того же постановления в двух различных вариантах.

Предыстория. 20 ноября 2007 года следственный комитет принял и зарегистрировал мое заявление о преступлениях, совершенных Путиным В.В. и иными лицами. 23 ноября 2007 года было вынесено Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Я обжаловал его в Советском районном суде г. Томска. Испугавшись, что Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела на Путина будет отменено судом, следственный комитет принес в суд «ПОСТАНОВЛЕНИЕ об отмене постановления об отказе в возбуждении уголовного дела и о возвращении материалов для дополнительной проверки» от 07.06.2008 г., которым было отменено обжалуемое мною постановление. Данный факт отмечен в постановлении Советского районного суда от 11 июня 2008 г.
Я не старался прижать следственный комитет в суде, и согласился прекратить рассмотрение моей жалобы, поскольку он отменил свое постановление об отказе. И, похоже, это было ошибочно расценено как моя слабость. Следственный комитет отказался выдать мне копию постановления, врученного Советскому суду. А мне было нужно получить его официально, т.к. в неофициально полученной от секретаря судьи плохонькой копии я обнаружил весьма заинтересовавший меня пассаж:
«В ходе дополнительной проверки с целью объективности и полноты проводимой проверки необходимо:
- Собрать характеризующий материал на Зайкова С.Ю.
-Провести иные мероприятия направленные на принятие законного и обоснованного решения по заявлению».
Вдобавок зам. руководителя следственного отдела СУ СК Чащин А.А. прислал мне письмо, в котором сообщил, что не будут отвечать на мое сообщение о преступлении в порядке, установленном ст. 145 УПК РФ, что было равносильно отмене регистрации сообщения о преступлении. Что было верхом наглости и глупости, поскольку Чащин А.А. вышел далеко за пределы УПК РФ и своих полномочий. Не буду скрывать, что меня это преизрядно порадовало, поскольку у меня давно лежит кой-какой аналогичный компромат на прокуратуру Томской области.
Я подал жалобу на письмо Чащина в Советский районный суд. 17 июля 2008 года судья Советского районного суда Кандаурова вынесла постановление, в котором написала, что предполагаемые нарушения совершены в Ленинском районе г. Томска и г. Москве, поэтому дело Советскому суду неподсудно. Я мог легко отменить эту галиматью в форме постановления, поскольку указанные мной преступления были совершены по всей России, у меня было постановление судьи Октябрьского суда Драчева, в котором было указано, что это подсудность Советского суда (тоже не хотел его рассматривать, на что у него была уважительная причина – он раньше был героем моей статьи «Судья пожалел южного насильника», и видимо, не хотел второй раз оказаться в героях), вдобавок дело ранее уже рассматривалось Советским судом. Но поскольку Ленинский суд находится ко мне гораздо ближе, чем Советский, то я предпочел подать жалобу в Ленинский суд, приложив к ней постановление Кандауровой, со ссылкой на статью УПК РФ с запретом на споры между судами о подсудности, чтобы ее не попытались спихнуть куда-нибудь еще, например, в Кировский суд.
Суд начался странно. Я подошел к кабинету судьи Белошапкиной, которая должна была рассматривать жалобу, вместе со знакомым шахматистом (я раньше занимался шахматами), который решил посмотреть на судебное заседание. Вышла секретарь судьи, и спросив меня, Зайков ли я, поинтересовалась, кто со мной. Я сказал, что он просто слушатель. Тогда она начала задавать ему вопросы: как его фамилия, адвокат ли он, журналист ли он, будет ли он вести аудиозапись. Такого я не ожидал. Устанавливать до начала судебного заседания личность человека, не являющегося участником судебного процесса, его профессиональную принадлежность и наличие у него диктофона…
Когда началось судебное заседание, то оказалось, что в суде присутствует представитель прокуратуры Ленинского района, причем не в качестве представителя следственного комитета, и еще двое неизвестных мне молодых людей, делавших какие-то записи. А судья задала мне явно лишние вопросы, женат ли я, есть ли у меня дети, и совершеннолетние ли они (поскольку я не подсудимый, а заявитель). И буду ли я пользоваться помощью адвоката (еще чего, я следственный комитет вообще за противников не считал, они совсем никакие, немного выше уровня милиции). Заседание отложили из-за отсутствия представителя следственного комитета. Я ушел в полном недоумении – складывалось впечатление, что этот суд почему-то считается очень важным, и возможно, судья нервничает оттого, что ожидает от меня каких-то неприятных сюрпризов. В конце концов я решил, что вся заваруха из-за того, что какая-нибудь из московских газет срисовала что-то по Путину из моего журнала в Инете и опубликовала заметку.
Следственный комитет вдруг захотел получить от меня объяснения по моему заявлению. Я их дал. Но бравший их у меня Авдеенко записал в них только то, что его устраивало, т.е. что мое заявление должно было быть передано в Москву. Мои рекомендации о проведении необходимых следственных действиях, и любые факты, в том числе те, которые можно было проверить в Томске, были им проигнорированы.
Например, 25 апреля 2006 года на меня около моего дома было совершено нападение двумя неизвестными в масках, которые, скорее всего, были сотрудниками правоохранительных органов, которое началось с сильнейшего удара битой в затылок, который лишь по счастливой случайности прошелся вскользь, т.к. я вовремя оглянулся, и всего лишь сорвал кусок кожи с затылка. 27 апреля 2006 года около 23.00, т.е. через два дня, на ул. Лазо в Томске было произведено нападение на четверых членов НБП (Ананьева Кирилла и Боровской Елены из Москвы, Исаеву Дарью из Мурманска, Зиньковского Владимира из Одессы), пятерыми неизвестными, некоторые из которых были в масках. Целью нападения являлось похищение Ананьева. Вызванные жителями милиционеры из Октябрьского РОВД (оно находится практически рядом) взглянули на удостоверения, представленные бандитами (скорее всего, правоохранительных органов), и отпустили их под предлогом, что они сами до РОВД доедут. И те якобы потерялись по дороге, а на самом деле находились около РОВД всю ночь, поджидая, когда нацболы выйдут из РОВД, чтобы все-таки схватить Ананьева. Ананьев и Боровская подали заявления в РОВД, в которых были указаны как номер машины, ведший за ними слежку до нападения, и видимо, служившей наводчиками для нападавших, так и номер машины нападавших. Поскольку слежку за ними продолжали вести, что создавало реальную угрозу нацболам, в том числе их жизни, то они, оказавшись беззащитными в незнакомом городе, стали искать защиту. И через КПРФ вышли на меня. Хотя, возможно, и были несколько разочарованы видом «защитника» - костыль, гипс на ноге, повязка на голове. Я вызвал телевидение и после показа их интервью по ТВ-2 слежка была снята. Об этом писалось в статье «Истерика безопасности» в «Советской России» от 6 мая 2006 года.
Поскольку в моем заявлении говорилось о превращении в преступные сообщества УБОП МВД и УБТПЭ ФСБ вследствие объединения у них функции по борьбе с терроризмом и организованной преступностью с функцией по борьбе с экстремизмом, а я ссылался, что нападения на меня и нацболов, как и многие другие внесудебные расправы по России, были организованы именно этими структурами, то проверка по Томску должна была включать и проверку по этим нападениям. Я указал, что наверняка, нападавшие на меня и нападавшие на нацболов были одной командой. И то, что начальник УВД Томской области врал на пресс-конференции, что якобы нацболы заявлений не подавали (а в их заявлениях, написанных мне, были указаны номера КУСП, они получили направления на медэкспертизу, и ездили туда с моей квартиры, т.к. она неподалеку), указывает на сокрытие Гречманом преступления. Из всего этого в мои объяснения не было вписано ни слова.
А ведь незадолго до дачи объяснений на судебном заседании я говорил, что уже после подачи мной заявлений в Серпухове был убит ударом биты в затылок Юрий Червочкин. И, скорее всего, у УБОП есть общероссийская инструкция по проведению внесудебных расправ, где рекомендуется бить битой в затылок. И если бы расследование началось сразу, то, возможно, удалось бы предотвратить его смерть.
Следующее судебное заседание. Пришел заместитель руководителя следственного отдела Ишутин. Поскольку признавать факт, что следственный отдел отказался рассматривать зарегистрированное сообщение о преступлении в порядке ст. 145 УПК РФ он не хотел, то начал объяснять, что якобы обжалуемое мной письмо было дано на какое-то мое ходатайство или жалобу. Что было несколько нелепо, т.к. в письме было указано «обращение от 20.11.2007 г. о совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 286, 210, 127, 278, 159, 136 141 УК РФ», т.к. 20.11.2007 года никаких других документов я не подавал, а набор указанных статей УК РФ достаточно уникален.
Под конец судебного заседания я заглянул в принесенные Ишутиным материалы. И обнаружил, что в них есть еще одно постановление об отказе в возбуждении уголовного дела на «Путина и К0» от 17.06.2008 года и постановление об его отмене от 13 августа 2008 года. Получается, что следственный комитет во второй раз отказался возбуждаться на Путина, а потом опять решил, что неправильно он на Путина возбуждаться отказался, а меня об этом почему-то извещать забывают. Вдобавок, оказалось, что Ленинскому суду был представлен иной вариант «ПОСТАНОВЛЕНИЯ об отмене постановления об отказе в возбуждении уголовного дела и о возвращении материалов для дополнительной проверки» от 07.06.2008 г., чем Советскому суду. Вместо необходимости собрать характеризующий материал на меня там была указана необходимость меня опросить. Разумеется, я заявил о предоставлении суду подложного документа, умолчав, какой именно документ я имею ввиду, т.к. на руках у меня была лишь незаверенная копия одного варианта этого постановления, и разыграть ситуацию я был не готов. Судебное заседание опять отложили, а я галопом рванул в следственный комитет, чтобы получить копию того постановления, которое они дали в Ленинский суд. И получил, вдобавок мне дали еще постановление о втором отказе в возбуждении уголовного дела, а также постановление об его отмене, ибо не желали, чтобы я начал опять поднимать вопрос об их получении на суде.
Перед следующим заседанием удалось убедить секретаря судьи, что устанавливать личности и профессиональную принадлежность двух моих знакомых, пришедших посмотреть на суд, вовсе не обязательно. Вызванный секретарем на помощь представитель Ленинской прокуратуры попал в несколько неловкое положение и был вынужден подтвердить мою правоту. Секретарю мной был предъявлен диктофон и даны клятвенные обещания, что запись обязательно будет вестись. Но Ишутин не явился, и я сходу заявил судье, что его отсутствие, как и в прошлый раз, по неуважительной причине, т.к. в следственном комитете куча народу, и его вполне мог бы заменить кто-нибудь иной, и начал настаивать на проведении заседания без него. Представитель Ленинской прокуратуры согласился, что отсутствие Ишутина не препятствует рассмотрению дела, но желательно все-таки получить материалы проверки, чтобы установить, на какое именно обращение было дано обжалуемое письмо. И добавил, что если окажется, что в материалах не окажется той жалобы, на которую по словам Ишутина, был дан обжалуемый ответ, то Ишутину придется плохо.
Поскольку я человек любопытный, то я больше не стал настаивать на отложении дела. Происходило что-то интересное, и мной ранее не предусмотренное. Прокуратура оказалась на моей стороне. На мой взгляд, это могло быть по четырем причинам: первая – я чем-то приглянулся прокуратуре, вторая – прокуратура воспылала любовью к законности, третья – прокуратура решила «мочить» Путина, четвертая – это дело оказалось перспективным для сведения счетов между прокуратурой и следственным комитетом. Первые три причины я сразу откинул, осталась только четвертая. А поскольку у меня создалось впечатление, что судья действовала в тандеме с представителем прокуратуры, я решил никому не мешать и занять место в зрительном зале, чтобы хорошенько посмотреть представление, разумеется, не упуская при этом случая подлить маслица в огонь.
Четвертое судебное заседание я начал с ходатайств в своей обычной манере. Сперва я ходатайствовал о том, чтобы в протокол занесли мое заявление о том, что неустановленные должностные лица следственного комитета совершили преступления по ст. 292 и ч. 2 ст. 303 УК РФ, т.е. служебный подлог и фальсификацию доказательств в уголовном деле, предоставив Советскому и Ленинскому суду два различных варианта одного постановления. Потом заявил письменное ходатайство о вынесении частного определения об обнаружении признаков преступления по ст. 292 и ч. 2 ст. 303 УК РФ, к которому были приложены оба варианта постановления. При этом я предоставил суду зарегистрированный запрос в Советский суд о выдаче мне копии постановления, добавив, что мне сообщили, что копия, заверенная печатью судьи Ситникова, мне уже выслана, но пока я ее еще не получил (сейчас получена, прошитая и заверенная печатью). Потом было ходатайство об истребовании судом у Советского суда копии этого постановления. И ходатайство о приобщении к делу моих возражений на объяснения Ишутина и уточнений требований жалобы, которыми я разбил доводы Ишутина о том, что обжалуемый ответ мне был дан не на зарегистрированное сообщение о преступлении, а на какую-то якобы существовавшую жалобу. Для примера приведу один из пассажей возражений:
«По вышеуказанным основаниям считаю, что данные объяснения даны суду Ишутиным с целью введения его в заблуждение. Обращаю внимание суда, что поскольку Ишутин в момент дачи объяснений являлся должностным лицом при исполнении обязанностей, то он не вправе использовать ложь в качестве законного средства защиты интересов как своих, так и следственного отдела».
Закончил я письменным ходатайством о выдаче судьей мне талона о принятии сообщения о преступлении, ранее устно заявленного в суде и занесенного в протокол. Добавив свою стандартную фразу, что поскольку я не уверен, что в Ленинском суде есть книга регистрации сообщений о преступлениях, то я готов подождать полчаса, пока ее изготовят. Был объявлен двадцатиминутный перерыв для разрешения моего ходатайства.
Талончик мне, конечно, не выдали. Зато быстро выяснили, что ответ был дан на зарегистрированное сообщение о преступлении (т.е. объяснения Ишутина не соответствовали действительности). А судья отложил дело с целью разрешить мое ходатайство о вынесении частного определения об обнаружении признаков преступления, истребовав для этого копию постановления в Советском суде.
Материалов проверки нет. Поскольку одним из требований жалобы было ознакомление меня с материалами проверки, то Ишутин обещал меня с ними ознакомить. И ознакомил. Выяснилось, почему раньше не хотели ее показывать – ее просто не было. В течение почти года с момента регистрации заявления никакой проверки не проводилось. Оказалось, что там лежат уже четыре постановления об отказе в возбуждении уголовного дела (что было для меня новостью - множатся прямо на глазах!), и постановления об отмене трех из них. Последний отказ был практически аналогичен первому, только содержал указание на мою объяснительную. Кроме них лежало письмо о направлении материалов для проверки в Октябрьскую прокуратуру (а меня извещали, что в Советскую, т.к. административные здания находятся там, ведь именно там должна была проводиться проверка по губернатору Крессу) и листочек с моей объяснительной. И больше ничего…
Просмотрев все это, я решил – ну, ребята, вы попали…
Примечания. Тексты ходатайства о вынесении частного определения об обнаружении
признаков преступления по ст. 292, ч. 2 ст. 303 УК РФ, ходатайства об истребовании доказательства, ходатайства о выдаче талона о принятии сообщения о преступлении, пояснений и уточнений в «Приложении к «Хронической импотенции следственного комитета: четырежды отказался возбуждаться на Путина, три отказа отменил постановлениями» в моем журнале.

Зайков Сергей Юрьевич, г. Томск, 634009, пер. Баранчуковский, д. 35,
кв. 42, 8(909)549-31-18 (сот.), greysibir@mail.ru , http://zajkov.livejournal.com