Студенческий бунт во Франции

Сорбонна, специфика момента

Андрей Репа

Вы только представьте себе такую ситуацию в своей стране: сотни и сотни студентов захватывают несколько престижных вузов, баррикадируют партами и стульями входы и выходы, устраивают стихийные митинги, а тем временем ректор самого престижного учебного заведения выступает по телевиденью, называет этих студиков «жалкой кучкой» «погромщиков», говорит, что его драгоценный университет полон древних реликвий и манускриптов, которые в эти минуты грабят и увечат «лица совсем нестуденческие». Ну да, студенты ничего громить не будут. Больно надо. Потный ректор оттягивает пальцем свой галстук и просит «силы правопорядка» вмешаться и очистить «храм науки и знаний». Потом – три часа ночи, сотни милицейских машин, спецназ, дубинки, жесткие избиения, слезоточивый газ, штурм, выбитые двери, студенты разбегаются кто куда, многие вступают в открытое столкновение, последние несколько десятков стоят на задворках, держатся за руки и скандируют: «Мирное сопротивление, мирное сопротивление!» или: «Милиция с народом!..». Некоторых арестовывают, остальных пинками отправляют по домам.
Концовку представить нам очень даже нетрудно, вот невероятным представляется радикальный и массовый захват студентами зданий учебных заведений. Для этого нужны веские причины. И сильная мотивация для противостояния. Если обратить внимание, что всё вышеизложенное случилось на самом деле (мы ничего не придумывали), буквально вчера в ночь с пятницы на субботу в нескольких городах Франции одновременно, и тем «символическим» университетом, который яростно штурмовал глупой ночью спецназ, в который раз (1968, 1986 гг.) стала Сорбонна в центре Парижа, «центре» сытой Западной Европы, то нашему отечественному человеку хочется знать: почему, по какой причине это произошло? Они что, там с жиру бесятся? Чего им еще не хватает?
Из 84 вузов страны в четверг-пятницу 8 полностью захвачены и удерживаются студентами (в Сорбонне ночью в момент штурма находилось около 200-300 студентов); еще 26 университетов «взволнованы в различной степени» (заявление префектуры полиции); по другим данным, вечером в пятницу 40 университетов страны стали «местом противостояния»; по оценкам крупного студенческого профсоюза UNEF, «восстания произошли в 45 университетах». По данным министерства образования, самыми горячими точками столкновения стали захваченные студентами университеты Клермон-Ферран II, Гренобль-ІІ и ІІІ, Лилль-III, Монпелье-ІІІ, Ла-Рошель, Ренн-II и Париж-Х. Но жесткое противостояние с полицией началось еще на прошлой неделе в Туре: полиция атаковала студентов, вышвырнула их из университета, было ранено два подростка. После этого в среду 9 марта спецназ CRS (типа нашего ОМОНа) и полиция атакует университет в Ренне, ранено десятки студентов, трое арестованы. Сегодня это столичный университет Сорбонны и Нантерра, и вот уже масштабное противостояние заметили все.
События становятся медийной сенсацией, волнения называют «римейком студенческого бунта Мая 68». Министр внутренних дел Николя Саркози, пребывающий с визитом в Гваделупе, прерывает там важные дела (видите ли, надо высылать из страны строптивых иммигрантов) и срочно возвращается на родину. Премьер-министр Доминик де Вильпен готовит большую речь «для нации» по ТВ воскресным вечером. Мэр столицы социалист Бернар Деланоэ неожиданно заявил, что «мирный протест» студентов «вписывается в республиканскую традицию свободы слова и собрания». Буржуазная пресса романтично вспоминает «славные деньки» мая 1968 года и теперь, спустя столько лет, как и тогда, списывает всё на студенческую (и только!) горячность юных сердец. Та же буржуазная пресса ехидно цитирует Маркса: «Гегель где-то отмечает, что все великие всемирно-исторические события и личности появляются, так сказать, дважды. Он забыл прибавить: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса». Видимо, нужно понимать, что захватить Сорбонну означает всего лишь повторить подвиг студентов 1968 года, у которых на это дело имеется как бы «символическая монополия»? Какая чушь! Нужно осознать, что поезд поколения 68-го давно ушел, вместе с их идеологической удавкой. «Новые левые» поколения 68-го прекрасно устроились в свое время в неолиберальной системе капитализма и теперь совсем не понимают радикально новой специфики нынешнего момента.
Специфика исторического момента наших дней, его революционная суть, состоит в том, что власть больше не прикрывает свои интересы какой-либо идеологией или проектом «светлого будущего» для бедных масс. Дело в том, что после развала Советского Союза закончилась великая эпоха «либерализма» (см. книгу И. Валлерстайна «Конец либерализма»), когда и Западу, и Востоку больше не нужно противостоять между собой «идеологически», но конфликт перемещается исключительно в плоскость конкурентной борьбы за ресурсы и капиталы. Каждый отныне преследует свой экономический интерес, используя для этого политическое алиби («национальный интерес», «права человека») или культурологическое алиби («конфликт цивилизаций», «непримиримые ценности Запада и Востока»), но, скорее всего, никакой идеологической подоплеки в конфликтах капитализм больше не выдвигает. Главное – побольше прибыли и контроля над природными и человеческими ресурсами. Все остальное – «литература», идеологические, временные атавизмы великой эпохи либерализма, риторику которого еще как-то ценят отсталые страны «третьего мира». Весь же «цивилизованный» мир принимает идеологию свобод и прав человека только в полицейской системе сдерживания и регулирования. Поэтому «демократия» в таких полицейский обществах («обществах контроля», как говорил Жиль Делез) может определяться не иначе как «диктатура закона и права». Но сегодня никто серьезно не будет утверждать, что в мире существует какой-либо иной закон и право, чем право более сильного и богатого (посмотрите, с одной стороны, на Ирак и Иран, а с другой – на США и Россию – и все станет понятно). Такова специфика нашего момента. Никакого глобального «позитивного проекта будущего», который традиционно сдерживал повстанческие порывы масс, у нынешних властителей мира нет. Все, что они могут предложить, это перепев старого лозунга классика либерализма Франсуа Гизо: «обогащайся как можешь, будь сам за себя или умри».
Но что делать в таких условиях – когда власть откровенно и цинично обнажает свои зубы – революционному субъекту? В зависимости от региона, революционные восстания против реакционеров всех мастей бывают или откровенно «немыми» (чаще всего в богатых странах «первого мира»: например, массовые и систематические поджоги машин в пригородах Западной Европы без каких-либо политических заявлений – разительный контраст с потоками краснобайских словоизвержений мая 68-го), или чересчур «болтливыми» (как, например, события прошлой зимой в Украине, которые, в конечном счете, на волне риторики «демократии и рынка» привели только к смене властной элиты, которая до сих пор не может заткнуться и выливает словесный понос на друг друга в масс-медиа).
Итак, революционному субъекту сегодня стало понятно, что любая идеологическая «болтовня» играет на руку только реакционерам и капиталистам, которые бросают против несогласных идеологические и силовые аппараты государства (там, где не поможет учебник профессора или требник священника, всегда эффективно сработает полицейская дубинка или увольнение с работы). Но у граждан остаются два фундаментальных права, которые они не без труда завоевали на протяжении последних столетий классовых боев: «право на неподчинение» и «право на права», которые принадлежат всем и каждому угнетенному в первую очередь. То есть, если упростить, сегодня как никогда следует требовать исполнения того, без чего современное государство как таковое немыслимо: «право на гражданское действие».. Процитируем И. Валлерстайна: «Стратегия борьбы на многих фронтах множеством групп, каждая из которых сложна по составу и внутренне демократична, будет располагать одним тактическим оружием, которое может оказаться неотразимым для защитников статус-кво; это оружие – принимать старую либеральную идеологию буквально и требовать ее полного осуществления. Например, имея дело с ситуацией массовой нелегальной миграции с Юга на Север, разве не будет подходящей тактикой требовать принципа неограниченного свободного рынка – открытых границ для всех, кто хочет приехать? Столкнувшись с таким требованием, либеральные идеологи могут только отбросить свои песнопения о правах человека и признать, что они вовсе не имеют в виду свободу эмиграции, потому что не имеет в виду свободу иммиграции… Я говорю здесь не о чем другом, только о тактике перенапряжения системы путем восприятия ее претензий и деклараций серьезнее, чем того хотели бы господствующие силы».
Итак, специфика нынешнего момента требует того, чтобы революционный субъект относился буквально к идеологическим и политическим обещаниям государства, которые оно, конечно же, само не воспринимает всерьез. (Например, к обещаниям Ющенко «бандити сидітимуть в тюрмах» или «улучшим жизнь граждан уже сегодня», которые являются реакционными и лживыми как раз по причине своей практической завышенной недосягаемости, следует воспринимать прямо и «наивно», как чистую монету, чего государство никогда ни от кого не ожидает, поскольку логика либерального реформизма проектирует политические фантазмы граждан исключительно на «светлое будущее»).
Потому так жалко и беспомощно (если не лицемерно) выглядят сегодня некогда «революционные» требования эпохи 68-го: «Желай невозможного», «Запрети запрещать», «Вся власть воображению», «Наслаждайся без ограничений» и т.п. Когда система наступает на твои права и свободы, тебе как никогда хочется знать, что же в реальности тебе угрожает и как устроена эта система. Революционный субъект сегодня становится на суровые позиции критического реализма и разума, классического политического позитивизма, возвращения «Больших Нарративов» бескомпромиссной освободительной политики, вместе с тем учитывая нынешнюю сложность и кризисное состояние мира труда, коммуникаций и свобод.
Итак, французские студенты являются частью глобальных революционных всплесков против неолиберальной политики правительства. Формальной причиной негодования послужила ратификация Сенатом нового трудового закона, т. наз. «Контракта первого найма» (CPE), который есть только частью более широкой реформы трудового кодекса под названием «Контракт нового найма» (CNE). CPE (другое название: «молодежный контракт») касается только молодых трудящих не старше 26 лет, который позволяет нанимателю без всякого объяснения увольнять молодого служащего с работы. Более масштабный договор CNE уже узаконивает подобное увольнение рабочих всех возрастов, от 14 до 65 лет, и призван либерализировать «равенство шансов» на рынке труда. Властям кажется, что подобная реформа позволит увеличить занятость среди населения и общую мобильность рынка труда.
Протест студентов, как и протест бедняцких пригородов в конце прошлого года, стал логическим ответом мира труда миру капитала на неолиберальную реструктуризацию прав. Ведь молодежь – это не просто ученики и студенты, это также самая незащищенная и уязвимая категория наемных работников. Всем известно, что студент после окончания школы вынужден работать или подрабатывать. Только немногим обеспеченным юным буржуа можно всецело положиться на материальную помощь своих родителей (такие, чаще всего, и остаются в научных институциях: не потому ли они так консервативны?) и инвестировать их капитал в весьма недешевый «рынок знаний». Помощи, которую предлагает государство юноше или девушке из простой семьи без необходимой социальной базы (а при неолиберальном откате социальных прав и гарантий ее все меньше и меньше), совершенно не хватает, и молодому человеку ценой унижений и уступок приходится идти продавать свою рабочую силу куда угодно, на ту панель, где бы рады поэксплуатировать «салагу» или «девченку» без диплома, стажа или опыта. Экономический кризис в первую очередь ударяет по молодежи. Студенты – это самый незащищенный слой наемных работников (если добавить известную поправку, «которому нечего терять, кроме своих оков», получим определение «пролетария»), которые каждодневно сталкиваются с унизительными условиями проживания (пресловутые общежития или родительская опека), миром криминала (наркотики, проституция, полиция), коррупцией и вымогательством чиновников, реакционностью, тупостью или диктаторскими полномочиями старой профессуры, экзистенциальными поисками и кризисами…
Чаще всего среди студентов, захвативших аудитории, звучит слово «precarite»: это одновременно и непрочность, ненадежность, шаткость, и краткосрочность, – вот что тотально охватило современный мир труда. Сегодня тебе улыбнулся «шанс», а завтра ты уже на улице. И всем наплевать, ведь неолиберализм понимает социальное равенство не в координатах защиты и гарантии, а в терминах казино: «равенство шансов», когда выиграть может только один, а все остальные проигрывают.
Поэтому таким насущным сегодня стоит вопрос рабочей и студенческой низовой солидарности. Поэтому студенты в своих письменных заявлениях и петициях протеста ставят себя, студентов, в один ряд с другими группами, в которые они вольются уже завтра: «Рабочие (salaries), безработные (chomeurs), незащищенные (precaires)! Все на забастовку! Все на манифестацию в четверг 16 и субботу 18 марта! Все на радикальные действия!». Студенты снова выходят на многотысячную демонстрацию вместе с крупнейшими рабочими и студенческими профсоюзами: CFDT, CGT, FO, CFTC, CFE-CGC, FSU, UNSA, Solidaires, UNEF, UNL, FIDL и «Студенческой конфедерацией»… Требование простое и четкое – отмена «Контракта первого найма»! Все прекрасно понимают, что это не «мелочь», не «откупной», а удар по самой структуре неолиберальных реформ правого правительства Вильпена и Саркози (оба выдвигают свои кандидатуры на президентские выборы-2007 и являются соперниками, что было видно по их поступкам во время мятежей пригородов в ноябре 2005 г., но, тем не менее, на этот раз в борьбе со студентами они выказывают удивительную «классовую» солидарность буржуазии – Сарко уже заявил: «Успех может быть персональным, но неудачи всегда коллективны»). Правительство дает понять, что закон принят и обжалованью не подлежит.
Сегодня в воскресенье прошла большая студенческая конференция, в которой приняли участие студенты 40 университетов Франции. Они решили не сдаваться и продолжать борьбу. В эти минуты Сорбонну оцепили жандармы и спецслужбы CRS. Классовая борьба мира труда против мира капитала продолжается. У нас нет ни капли сомненья, на чьей мы стороне.

Контр.Инфо